Замена объекта - Страница 5

Доступ к книге ограничен фрагменом по требованию правообладателя.

- До спектакля еще сорок пять минут, мамуля, я сто раз успею вернуться.

Уже сбегая по лестнице, я сообразил, что наверняка замерзну на улице в своем шикарном смокинге и в ботиночках на тонкой подошве. Еще декабрь не наступил, а уже вся Москва завалена снегом и мороз градусов под десять. Ладно, не возвращаться же.

Катерину я увидел сразу, она стояла рядом с оператором и его ассистентом возле машины, на борту которой красовался логотип телевизионного канала. А вчера машина была другой, и канал, соответственно, тоже. Надо же, она, оказывается, многостаночница, на два канала работает.

- Привет! - Катя чмокнула меня в щеку. - Извини, что я тебя выдернула.

- Ничего, все в порядке. Хороший у тебя диапазон, вчера попсу снимала, сегодня классическую оперу.

- Это для разных каналов, - подтвердила Катя мои соображения.

- На одном работаешь, на другом подхалтуриваешь? - поддел я ее.

- На обоих халтурю. А работаю вовсе на третьем, - улыбнулась она. - Вообще-то моя специальность - соцпол, социально-политическая тематика. Можешь ответить на несколько вопросов?

- На камеру?

- Нет, что ты. Понимаешь, я брякнула сегодня, что знакома с сыном Дорошина, и меня прислали делать репортаж и особо оговорили, что должно быть интервью твоего отца перед спектаклем…

- Исключено, - отрезал я.

- Погоди, ты не дослушал, - она нетерпеливо притопнула ногой. - В этом же вся фишка, чтобы именно перед спектаклем, а не после него. После спектакля всегда легко говорить, потому что главное уже позади, и в материале никакого драйва нет. Уже понятно, приняла публика спектакль или нет, успех это или провал. А вот до него, перед самым началом, когда и на лице, и в голосе жуткое волнение и совершенно непонятно, чем все кончится…

- Катя, - остановил я ее, - ты можешь брать интервью до начала у режиссера, у дирижера, у капельдинера, у гардеробщика, у черта лысого, но только не у певца. Это совершенно исключено. Отец ни с кем не разговаривает, пока не споет свою партию. Он никому и никогда не дает интервью, пока не опустится занавес.

- Но ты же можешь с ним поговорить.

- Нет. Ты меня только для этого вызвала?

Я начал сердиться.

- Не только, у меня еще есть вопросы. Говорят, что в постановке использованы элементы авангарда. Это правда?

Элементы! Это еще слабо сказано. Вся постановка - сплошной авангард, нечто подобное я видел только один раз, когда в «Риголетто» все персонажи, кроме затянутого в красное трико шута, были одеты в черные сюртуки конца девятнадцатого века, а по сцене, начисто лишенной каких бы то ни было декораций, постоянно катали туда-сюда красный гробик на колесиках. В нашей стране авангардный театр слегка протянул свои шаловливые ручонки к классической опере в Большом театре, где в «Набукко» просматривались некие аллюзии с нацизмом, потом слегка порезвился на «Травиате» в Новой опере, а потом и вовсе вошел в моду. Любителей и ценителей оперы сегодня не так много, а вот театралов, интересующихся авангардом, - пруд пруди, и они-то точно будут ходить на спектакль. И режиссера пригласили именитого, Вернера Фрая, аж из самой Австрии. За Фраем тянулся длинный шлейф громких скандалов, связанных с отсутствием взаимопонимания между ним и исполнителями, как дирижерами, так и певцами. Он уже «обавангардил» на западных сценах около десятка опер, в том числе и «Пиковую даму», и «Фауста», и даже «Силу судьбы», теперь вот и до России добрался. Я не был ни на одной репетиции, но мама исправно ходила на все и потом подробно пересказывала мне нюансы, так что у меня было ощущение, будто спектакль я уже видел по меньшей мере раз десять. Если попытаться выразить мои ощущения двумя словами, это был «полный караул». Я так и объяснил Катерине.

- А с режиссером ты лично знаком?

- Извини, не удостоился, - усмехнулся я. - Зато могу составить протекцию у директора театра: когда я был маленьким, я часто сидел у него на коленях.

Она уловила издевку, и по ее выразительному личику было отчетливо видно, что она быстро решает задачку: обижаться на меня или не стоит. С одной стороны, я откровенно хамил, но с другой - я еще могу быть полезен. Интересы дела возобладали, и Катя задала следующий вопрос:

- А твоя мама знакома с режиссером?

- Знакома.

Я не стал вдаваться в объяснения, что мама не просто ходила на все репетиции, она еще и пользовалась любезным вниманием скандально известного режиссера как, во-первых, красивая и разбирающаяся в вокале женщина, а во-вторых, супруга единственной в данном ансамбле исполнителей звезды мирового класса, каковой является мой отец. Проще говоря, среди всех певцов, занятых в «Трубадуре», по-настоящему известным является только папа, и ставить эту оперу австрийский режиссер соглашался лишь при условии, что Владимир Дорошин будет петь партию графа ди Луны. Папа много раз пел в его постановках в США и в Европе и, как ни странно, прекрасно вписывался в авангардные идеи и умело их воплощал на сцене. Он у нас с мамой не только великий баритон, но и превосходный актер, пластичный и, как нынче принято говорить, очень креативный. Среди басов таким артистом был Шаляпин, а среди баритонов, изволите ли видеть, Дорошин.

- Она может попросить его дать мне интервью? Наш продюсер сегодня пытался с ним связаться, но ничего не вышло. Секретарь сказал, что господин Фрай очень занят и сможет найти для нас время дня через три, не раньше.

Тонкие подошвы моих модных ботинок гостеприимно принимали холод от промерзшего тротуара и с воодушевлением отправляли его вверх, гулять по всему телу. Я не только сердился, но и замерз, но Катины слова показались мне толковыми. В самом деле, пора оторвать маму от отца и отвлечь на что-нибудь полезное.